Эпизод второй
Suffer Little Children, and Forbid Them Not to Come Unto MeДжерард Айвехорст Неопределённо-немолодой (кто-то выглядит так уже в пятьдесят, но может выглядеть так же и в восемьдесят) мужчина, которому лысина придаёт солидный и несколько зловещий вид. Глубокие и резкие мимические морщины только усугубляют это впечатление - тяжёлые складки в углах губ вызывают сомнения, что этот человек умеет улыбаться. И действительно с его лица почти не сходит то уникальное - задумчиво-недовольное - выражение, с которым врачи вглядываются в медицинскую карту или результаты анализов пациентов. Это, а ещё сильные руки с узловатыми пальцами, явно способные твёрдо удерживать инструменты (или больного), изобличает его профессию даже более, чем белый халат со множеством ручек, который он поверх свитера и шерстяных брюк носит на работе, то есть почти всегда.
Джерард родился в семье адвоката (который, правда, в его детстве подрабатывал много кем - Великая Депрессия сделала его профессию менее денежной), но сам с детства хотел стать врачом. Адвокат, конечно, тоже помогает людям, но медицина - уникальная возможность делать добро и при этом изучать что-то очень интересное. Только в какой области специализироваться он поначалу не знал Но узнал к моменту поступления, поговорив и посмотрев на солдат, вернувшихся с войны. В то время, когда половина Европы преданно внимала одному психопату, а друга половина - другому, когда это безумие убило больше людей, чем грипп или полиомиелит, психиатр был самым нужным врачом. К тридцати годам энергичный талантливый Джерард уже стал главным врачом небольшой психиатрической клиники. Он старался идти в ногу со временем, не упустить ни одной возможности излечения - ставил опыты с ЛСД, пробовал электрошок, применял частичную лоботомию... Правда, одного новшества он не понимал - возникшего в те годы трепетного отношения к больным, чуть ли утверждавшего, будто их отклонения и не болезнь вовсе, а так, особый путь; о каком ядре личности можно говорить, если вместо личности - болезненное образование? Он именно и возвращает им личность, делает социально приемлемыми, примирёнными с собой и способными жить нормально. И ради этого блага для общества и для них самих с болезнью церемониться странно - разве попрекают хирургов неделикатным отношением к кисте? А новые методы в руках доктора Айвехорста давали потрясающие результаты: во время обследований ему казалось. что он почти слышит мысли своих пациентов, пара разрядов электричества не оставляла и следа от тяжелейших маний, и без побочных эффектов, на которые жаловались коллеги. Однажды, привлечённые впечатляющей статистикой выздоровлений, к доктору Айвехорсту пришли люди в аккуратных тёмных костюмах и предложили сотрудничество в вопросах общественной безопасности. Джерард был не слишком удивлён и очень рад помочь - сейчас, без сомнения, психиатры должны защищать национальную безопасность наравне с армией и спецслужбами: как многим американцам промыли мозги коммунисты, а сколько молодёжи охвачено безумием этих антисоциальных деструктивных "хиппи" и всего, что с ним связано - гомосексуализма и наркотиков?! Когда же он узнал о Технократии больше... Что ж, ничего не изменилось, только масштаб. Основанная на рациональных принципах организация, основанная ради блага человечества, борется с гораздо более опасными проявлениями безумия - с маньяками, полагающими себя шаманами, колдунами или феями и способными разрушить самоё общество, если их не остановить. Именно это и было призванием Джерарда, ещё до того, как он сам об этом узнал. И, хотя он не слишком-то это показывал (профессия вообще приучила его к сдержанности, да и трудно не помрачнеть, погружаясь ежедневно в глубины сумасшествия и чужих кошмаров), доктор Айвехорст был по-настоящему счастлив каждый раз, как из его кабинета очередной пациент выходил. сменив ожерелье из волчьих зубов и бубен на сдержанный хороший костюм. Он не просто помогал обществу - он исправлял жизни этим людям. И он помог многим, когда однажды его, уже заслуженного сотрудника, попросили перейти в Пси-Службу. И снова Джерард понимал, в чём его долг - стоять на переднем крае непросто, и порой помощь нужна уже собственным соратникам (многие из многообещающих коллег-психиатров, с которыми он вместе начинал, сами обезумели, покончили с собой или впали в зависимость, так что это он знал по опыту). Ряды Технократии должны быть безупречны, иначе как она поддержит порядок в мире? А что говорили о "комнате 101" коллеги Джерарда никогда не смущало - он выбрал эту работу не для того, чтоб быть популярным, а чтоб помогать людям. И, судя по тому, что он возглавляет Пси-Службу штата уже два десятилетия, это ему удаётся.
И монстр этой недели - могущественный МалкавианАдсон
Хрупкий подросток при жизни, после многих столетий он выглядит почти призрачно. Худоба, почти истощённость, больше напоминает воздушность, бледная, белоснежная кожа будто светится... Неровно обрезанные грязно-русые волосы слегка прикрывают большие тёмные глаза, и это к лучшему - страх берёт от одной мысли заглядывать в них.
Обычный мальчишка из семьи обычного виллана ничем не был примечателен, пока по его деревне не прошла толпа детей и подростков, утверждающих, что идут в Святую Землю. В тот же день юный Адсон вырвал из забора две жердины, связал из них крест и ушёл за ними во имя Господне. Что именно подвигло его на это, юноша едва ли смог бы объяснить (не то чтоб раньше он выделялся религиозностью, хотя, конечно, веровал), но объяснений ему и не требовалось - они составляли единственный истинный крестовый поход, кто, если не они? Однажды ночью, когда юные крестоносцы отдыхали близ Марселя после очередного дня бесплодных молебствований, к Адсону, кутаясь в плащ, подошёл некий человек и повёл за собой, а Адсон почему-то пошёл. Этот человек поцеловал его, и с того дня Адсон начал слышать голоса херувимов. Он был по-настоящему счастлив - а люди (или не люди, это не волновало юношу, как и моменты кормления как-то выпадали из памяти) были, как скоро выяснилось, очень благодарны, когда он делился с ними ангельской мудростью, как Иосиф Прекрасный при дворе фараона. Так тянулись годы и десятилетия... Со временем Адсон уже не мог не замечать, что не все голоса, которые он слышит, принадлежат херувимам - некоторые нечестивые и кошмарные вещи посланцы небес прорекать не могли, а некоторые слова исходили от известных ему источников, от конкретных братьев по клану. Адсон, конечно, уже кое-что слышал о своём клане и его особенностях, и теперь приходит в настоящий ужас - а что. если никакие из голосов, которые он слышит. не были голосами херувимов? Он беседует с собратьями и старшими членами клана, начинает путешествовать в поисках ответов... И образ праотца-Малкава всё чаще вставал перед ним. Когда - к этому времени его странствия в поисках истины длились уже более столетия - Каиниты устроили великий раскол, Адсона это не слишком затронуло; война со старейшинами его не касалась, был лишь один Патриарх, который его интересовал, прятки с людьми не касались его тоже. Но он не пришёл к тем шестерым, потому что он никому, никому не позволит копаться у него в голове - с Адсона достаточно того, кто там уже находится! Поэтому в Шабаше многие считали его своим - он никогда не был мастером драться, но несколько раз давал весьма полезные советы, когда и куда ударить, особенно если взамен имел возможность побеседовать с исследователями Книги Нод. На собирание её обрывков, на поиск каждой легенды о Малкаве и отделение зёрен от плевел ушли столетия. И с каждым столетием ужас Адсона углублялся, и его неуверенность в собственном существовании как личности росла. Он неустанно рефлексировал, пытаясь понять, ему ли принадлежат его собственные мысли, но с годами количество голосов в голове росло (кажущихся или нет? порой он слышал мысли собратьев в североамериканских колониях - или это его воображение их создавало?), и этих усилий едва хватало, чтоб не раствориться в них. Он становился всё раздражительнее - один Князь из Вентру, слишком бестактно отозвавшийся о Лунатиках и своём госте лично, вскоре впал в торпор, ибо того, что осталось от его разума, не хватило даже чтобы питаться; объявленная Кровавая Охота не дала результатов. Во время проверки очередной легенды (в то время Франция была залита кровью, и голова Адсона гудела от криков восторга и ужаса парижских Сородичей) в катакомбах близ Рима он нашёл высохшее тело одного из членов клана, тело с очень густой кровью; Амарант страшил Адсона (о, он хорошо понимал, что это означает), но ведь сонные мысли этого существа он слышал даже сейчас, стоя рядом с ним... а чтоб что-то сделать с Патриархом надо хоть бы приблизиться к нему по могуществу. Адсон осушил древнего Сородича и смог даже не стать для него безвольным новым телом. Правда, с этих пор его пугали порой глаза и звёзды (ведь это глаза ангелов), иногда хотелось завернуться в чью-нибудь кожу, чтоб его не узнавали, а несколько раз он вырывал собственные глаза (не говоря про чужие)... Но это всё мелочи. Теперь Адсон был вооружён знаниями, умениями и силой - и пришло время начать крестовый поход за освобождение собственного разума. Для начала требовалось изучить тактику противника. Адсон - впервые за почти семь столетий своей нежизни, - создал потомка, чтоб понять, какую власть даст присутствие его крови; но результат не был достаточно точным - Адсон слишком хорошо чувствовал замыслы и желания членов своего клана. Потомок был поглощён, а эксперименты приобрели новое русло. Впрочем, к этому моменту Адсон стал опаслив. Он всё больше стремился скрыться и, наконец, был замурован в глубоком склепе, кровь в который поступала по сложной системе труб с ритуалов одного глубоко законспирированного культа, манипуляции с разумом членов которого полностью скрыли его связь с Каинитами). Дух же Адсона путешествовал по всей земле, исподволь внушая кажущимся подходящими людям мысли, к которым они не пришли бы сами, и наблюдая за их рационализацией. К шестидесятым годам двадцатого века он приступил к коллективным испытаниям - может ли он распределить свои мысли и намерения между множеством людей так, чтоб каждый из них ощущал приходящуюся на него часть как естественно родившиеся в его голове идеи, и чтоб при этом они действовали слаженно, не зная друг о друге? Адсон и сам не был уверен, почему остановился на убийствах - возможно, атмосфера той эпохи, а может, он всё же слишком часто общался с кузенами из Шабаша... Эксперимент завершился удачно: Зодиак родился и действовал - и, конечно. не был пойман, поскольку никогда не был одним единственным человеком. Адсон перешёл к самому глобальному замыслу - создать собственную Сеть, множество совершенно самостоятельных сознаний, которые, однако, вместе будут его сознанием, каждое по своему проводящими его волю. Он начал с детей, чтоб наблюдать за их развитием как можно дольше... И всё удалось. Последние годы Адсона волнует мысль, что если Малкаву нужен пророк, манифестация, физическое тело - то он сам себя сделал идеальным кандидатом. Боролся ли он с Малкавом когда-нибудь по-настоящему? Сейчас в глубине своего склепа он выдумывает ещё более сложный план, чтоб отсечь эту возможность.
О существовании Адсона знают немногие - все немолодые и весьма подкованные - Малкавиан, неизменно относящиеся к нему с уважением, хоть и по-разному окрашенным. За пределами клана он - ещё более малоизвестная легенда, и никто не знает, существует ли он до сих пор. Впрочем, некоторые кое-что слышали о нём, не зная о нём самом - например, многие Отступники-Малкавиан, хихикающие над делом Зодиака, или ноддисты, порой упоминающие наряду с общепризнанными величайшими знатоками некоего анонима, якобы собравшего не менее полный материал чем Беккет или де Лаурентис.